- Быстрее! Господа, прошу вас быстрее! - доносились голоса из зала. Сальери устало прислушивался к тому, что происходит за дверью. Больше ожидания его раздражала суета и выкрики Розенберга: - Мне надоело ждать! Мне надоело ждать! - Не могли бы вы прийти чуть попозже?... - умолял либреттист, то исчезающий за дверью, то выскакивающий оттуда. - Что снова происходит!? Репетиции начались или нет?! - Розенберг был вне себя от гнева, набрасываясь с обвинениями на испуганного Штефани. Сальери не испытывал ни жалости, ни, впрочем, особого желания попасть в зал и увидеть наконец-то, что там творится. От суеты и не стихающих ни на минуту криков Розенберга у Антонио начинала болеть голова. - Конечно начались... - торопливо оправдывался либреттист, и снова его перебивал Розенберг: - Моцарт здесь, или нет?! Моцарта здесь нет, или он есть?! - О, Моцарт здесь, но... есть небольшая проблема... - Отойдите! - наконец-то воскликнул Розенберг, отталкивая его, и проходя в зал. Сальери тенью проследовал за ним. Штефани вскрикнул, запоздало бросаясь к дверям, а Адольф, увидев происходящее первым, бросился к Антонио: - О господи! Сальери, не смотрите! Но к тому моменту мужчина увидел достаточно. Он решил разобраться во всем сам и потому подозвал несчастного либреттиста: - Господин Штефани, кто из них Моцарт? Но вопрос был лишним. Сам Вольфганг обнаружился достаточно быстро. Он что-то обсуждал с госпожой Кавальери, то и дело заходясь в приступе смеха, не обращая никакого внимания на "гостей". - Что ж, начнем! - наконец воскликнул он, игнорируя подбежавшего к нему Штефани, поспешно - и безрезультатно - пытающегося ему что-то сообщить. - Представьте нас! - потребовал Адольф Розенберг, но его, похоже, все еще не слышали. - Мы вернемся к арии номер 10. Я считаю один такт ненужным. - командовал Моцарт. Терпеть это все больше не было сил. Сальери сделал шаг вперед и, очевидно, спокойным тоном лишь смог привлечь всеобщее внимание: - Моцарт, - убедившись, что его услышали, он также спокойно и даже немного лениво продолжил, объясняя ситуацию: - Господи Розенберг и я здесь по требованию императора, чтобы судить о вашей работе. Как я вижу, он сильно обеспокоен результатом. На некоторое время в зале воцарилась тишина.
Моцарт медленно спустился обратно на сцену, глядя на гостей с изумлением. Они говори какой-то несусветный бред, Вольфганг шагнул навстречу к брюнету, возмущенно всплескивая руками. - Как вы можете судить о работе, не услышав ни единой ноты? - возмутился Моцарт, подходя близко к Сальери и заглядывая в его темные глаза. Безумно красиво. Холодная натура мужчина как будто окутана страстью к музыке, к должности, к своим господам. Вольфганг отвлекся лишь когда заговорил снова Адольф. - Ох, ноты, ноты!.. - насмешливо протянул Розенберг и стукнул тростью по полу: - Слишком много нот! Ваша партитура слишком сложна, непригодна, не-пе-ре-но-си-ма! Моцарт недоумевал, то, что говорил мужчина было безнадежно глупо, в конце концов, кто перед ним - люди искусства или грубая деревенщина. - Много нот? - недоумевающе переспросил Моцарт в полголоса, - Но кто говорит такие глупости если это, господин, не ваше предубеждение? Розенберг возмущенно вскидывает брови, поворачиваясь к Вольфгангу. Его маленькая фигурка выглядит вычурной, пятном вина на белой скатерти, резкие ноты посреди ноктюрна. - Ну все, это уже личное оскорбление, я не собираюсь это более терпеть! До свиданье! - О нет, стойте, я все объясню.. - засуетился Штефани, кидаясь вслед за Розенбергом и оставляя Моцарта стоять наедине со своими мыслями. Розенберг уходит и Моцарту становится смешно от его глупости он смеется, возвращаясь на свое место и только сейчас замечает Сальери, который выходит из тени, дождавшись пока Розенберг уйдет. Ему тоже смешно и Моцарту явно нравится этот капельмейстер. Он талантлив и умен, а это ценно. Антонио собирается уходить и Вольфганг вдруг решает, что хочет, чтобы Сальери услышал его труд. - Сальери, стойте! Вы ведь музыкант, - он снова подходит близко к мужчине и в полупоклоне протягивает Антонио ноты арии, - мне это не нужно. Моцарт подходит к оркестру и прежде чем вскинуть руку, командуя мадемуазель Кавальери, бросает Сальери многозначительный дерзкий взгляд.
«Дерзкий мальчишка », — с усмешкой думает Сальери, берет ноты из рук Вольфганга и, поймав на себе вызывающий взгляд молодого музыканта, погружается в ноты. Музыка еще не играет, а то, что он видит уже заставляет его опасливо передернуть плечами. «И талантливый», — добавляет про себя Антонио. Раздаются первые ноты. Некоторое время мужчина следит за ними, пропевая про себя и едва заметно шевеля губами. Эта музыка... божественна. Пробирает сквозь одежду, кожу, бьет в самое сердце. Не человек - лишь Бог мог такое сотворить. Сальери понимает, что в этой музыке - его жизнь. Если, не дай Бог, мелодия сейчас оборвется - он просто умрет. А звук все нарастает. Антонио забывает про головную боль, надоедливого Розенберга, забывает про все, что только есть, кроме этой музыки и того, кто ее написал. Он стоит, чуть подавшись вперед, будто стремится вобрать эту музыку в себя. До последней ноты. Слиться с ней, стать одним целым. Сейчас он мог бы порадоваться, что становится единственным свидетелем этого чуда. Эта музыка завладевает его сердцем, Антонио вклюбляется в каждый такт, в каждую ноту. Но вместе с восторгом и любовью в его сердце пробирается и тревога. Боль. Едва ли не физическая. Ненависть. Она пронзает его насквозь. «Пойми, Сальери, — говорит она, — этот мальчишка погубит тебя одним своим талантом. Одним лишь взмахом руки.» Никогда еще прежде ничто не заставляло композитора так трепетать, испытывать такую гамму настолько сильных и разнообразных чувств. Одновременно это его пугает, и радует. Сальери чувствует себя живым. Наконец-то чувствует себя живым, потому что чувствует боль. Музыка будто околдовывает его, затягивает свои сети, или — петлю у него на шее?... Это не так важно. Единственное, чего он хочет сейчас по-настоящему — чтобы это никогда не кончалось. Все меркнет по сравнению с музыкой Моцарта. Нет ничего слаще и желаннее этой муки. Вольфганг Амадей Моцарт — великий композитор. Великий инквизитор. Постепенно мелодия затихает. А Сальери все еще слышит эти чудесные звуки, прижимая к груди ноты, данные ему Моцартом. — Ну как, маэстро? — звучит насмешливый голос Вольфганга. — Нот "слишком много"? Молодой музыкант спускается со сцены, разглядывая очарованного его музыкой Антонио. Но последнему не нужно много времени, чтобы взять себя в руки: — Моцарт, прислушайтесь к моему совету, — действительно желая помочь ему. Ведь это единственный шанс услышать эту божественную музыку снова. — Оставайтесь на своем месте и между нами все будет хорошо. Он покидает зал, оставив ноты на краю сцены.
Моцарт полностью отдавался музыке. Он живет ей. Он каждый раз проживает новую жизнь, каждый раз страдает и наслаждается, и каждый раз умирает в конце. Вольфганг бросает заинтересованный взгляд в сторону Сальери и находит то, что и хотел - пораженный Антонио. Моцарт победно улыбается. — Моцарт, прислушайтесь к моему совету, — предостерегает мужчина — Оставайтесь на своем месте и между нами все будет хорошо. Моцарт успевает отвесить шутливый поклон, прежде чем проводить Антонио взглядом. Эта встреча явно разожгла в юноше интерес и... Кажется, Муза сегодня была благосклонно к нему и всю ночь его не покидают темные глаза Сальери и Моцарт пишет, не останавливаясь и не чувствуя усталости. Лишь когда последняя нота была поставлена, а солнце, которое, как казалось, только село, уже выглядывало меж веток деревьев, сонно поднимаясь и окрашивая небо в нежно розовый цвет, лишь тогда Вольфганг смог уснуть, как никогда крепко. - Вольфганг! Вольфганг, вставайте же! - Констанция старательно раскрывала окна, впуская в комнату солнечный свет. - Ох, Констанция, прошу, к чему будить меня в такую рань, - сонно промурлыкал Моцарт, укрываясь простыней от света. - Но Вольфганг, - растерялась девушка, замирая у дверей, - вы же сами просили разбудить вас пораньше в день бала, но раньше вы и вовсе не желали вставать. - Бала? - Моцарт поднялся, перебирая в затуманенном после сна разуме числа, - Ох, черт, Констанция! Вольфганг вскакивает с кровати и выбегает в коридор как был, в ночной рубашке, смущая своим видом юных прелестниц Вебер. Это был крайне важный прием и ему очень нужно было быть замеченным кем-то, поэтому почти весь день Вольфганг тратит на сборы. А уже когда корета подана он вдруг решает помимо всего прочего представить на балу свой последний труд. Повязав безымянную сонату лентой он как будто в нерешительности кладет ее к остальным работам и перед глазами, как и в прошлую ночь, встает холодный взгляд темных глаз.
После встречи с "юным дарованием" Сальери не спит всю ночь. Он меряет шагами комнату, прокручивая в голове каждую запомнившуюся ноту, вспоминает голос своего "отравителя". В эту ночь уснуть ему так и не удается.
— Я готов спорить - этот мальчишка, конечно же, струсит и не придет, — фыркает Сальери, равнодушно оглядывая гостей. Розенберг ехидно смеется: — Думаете, такой наглец может струсить? Предлагаю пари, — ухмыляется он, отвлекая от созерцания зала Антонио. — Простите.. что? — удивленно поворачивается к нему последний, скептически глядя, уверенный в своей правоте. — Если он приедет, то вы пригласите его на танец, — все с той же ухмылкой продолжает Адольф. Сальери шумно вдыхает, от стыда и негодования не в силах подобрать слов для ответа. Да как смеет этот шут предлагать ТАКОЕ в качестве своего "приза" в случае выигрыша?! — Если же нет — то вы единолично уговариваете императора, что я — лучшая кандидатура на вашу должность! — на одном выдохе говорит он, надеясь, что тот просто-напросто испугается. — Вы так уверены, мой друг? — смеется Розенберг. — Ну так что же, по рукам? — Да! Едва они пожали друг другу руки, во двор въехала очередная карета. Сальери внимательно всмотрелся и от удивления даже сделал несколько шагов к окну. Из этой самой кареты, в своей манере, смеясь и подавая руку жене, вышел.. Моцарт. — А вот и он! — победно воскликнул Розенберг, едва не подскакивая на месте от радости. Сальери же пожелал лишь одного — провалиться на месте сию же секунду. Как?... КАК?! Он бросил обреченный взгляд на капельмейстера. — Что же, я пойду к гостям, а вы готовьтесь к танцу, — хохотнул Адольф и скрылся в толпе, явно намереваясь поделиться с кем-либо еще этой "новостью".
Моцарт легко выпорхнул из кареты, приветливо улыбаясь. У двери стояла хозяйка вечера, элегантно одета, хотя на вкус Вольфганга слишком роскошно, слишком яркий макияж, слишком много камней, слишком много ее. Но мужчина улыбается, склоняясь в поклоне и целуя изящную руку. - Вы сегодня просто прелестны, - воркует Моцарт. Женщина кокетливо улыбалась и несмотря на возраст, выглядела удивительно красиво, когда улыбалась. На щеках ее сразу образовывались очаровательные ямочки и Вольфганг может быть был рад поговорить еще, но было бы невежливо занимать хозяйку, пока она встречает гостей, поэтому он юркнул в помещение, быстро откланиваясь знакомым дамам и господам. Моцарт прошел ближе к сцене, намереваясь поговорить с госпожой Кавальери и оркестром. Но как только он подошел ближе к сцене совсем недалеко от нее он заметил Сальери и решил, что все может пока подождать. Вольфганг бегло оглядел себя и двинулся к Антонио. - Доброго вечера, Антонио, - пропел Моцарт, отвесив легкий поклон, - как вам сегодняшний вечер? Моцарт немного ехидно улыбался, глядя Сальери прямо в глаза. Антонио уже собирался что-то сказать, но в залу зашла хозяйка вечера и объявили первый медленный танец. Вольфганг поспешил отойти чуть в сторону от композитора, давая ему подойти к приглянувшейся даме. Сам же Вольфганг не хотел танцевать. Если говорить откровенно - он ужасно волновался перед выступлением и хотел бы для начала перевести дух.
Сальери нервно ходил по залу, стремясь придумать, как избежать позора. Сбежать? Нет, невозможно. Да и невежливо... Уговорить Моцарта покинуть бал? Он бы не согласился.. И вдруг за его спиной раздался бодрый голос: — Доброго вечера, Антонио! — когда мужчина повернулся к его обладателю, Вольфганг отвесил легкий поклон, тут же осведомляясь: — Как вам сегодняшний вечер? Сальери чуть заметно вздрогнул, замечая на себе все тот же дерзкий взгляд. Ему стоило больших усилий убедить себя в том, что Амадей никоим образом не может знать о том, что предстоит им обоим этим вечером. Ведь не может такого быть, что до него уже дошли слухи?... Антонио собирался было ответить на приветствие, но тут объявили первый танец и послышались первые ноты. Моцарт поспешил отойти от него, будто предлагая найти ему место среди танцующих. «Нет, точно не знает...» — облегченно выдохнул мужчина, и тут же понял, что рано обрадовался — среди танцующих пар отыскался Розенберг, жестами показывая, что ждет Сальери вместе с его «дамой». «Может быть, нужно подождать?...» — мучительно размышлял Антонио, опасливо покосившись на невозмутимо наблюдающего за всеми Вольфганга. «Почему он не пойдет танцевать со своей супругой?!» — озлобленно подумал Сальери, разглядывая молодого композитора, будто это он был виноват в том, что Антонио проиграл спор. Хотя... в какой-то степени — да, именно он и был в этом виноват. Ведь если бы он не приехал, ничего бы не случилось! — Вольфганг! — наконец, осмелев, обратился он к мгновенно оживившемуся Моцарту и, наплевав на все, наконец-то, говорит эту злосчастную фразу: — Позвольте пригласить вас на танец!
Вольфганг был слегка удивлен, неужели Сальери никто не приглянулся? "Однако, какой он привередливый", - с улыбкой подумал Моцарт и перевел взгляд на зал, может и правда никого интересного? — Вольфганг! - позвал Сальери и Моцарт немного дернулся, оборачиваясь на звуки знакомого голоса, - Позвольте пригласить вас на танец! Моцарт опешил, удивленно глядя на Сальери, а потом заулыбался, оценив шутку. - Что? Моцарт засмеялся, но наткнувшись на серьезные глаза Антонио притих. Неужели он это серьезно? Все так же весело улыбаясь, Вольфганг протягивает мужчине ладонь, а почему бы и нет? Руки Сальери немного дрожат, но Моцарт не спешит ничего делать, раз его пригласили, значит он не будет вести в этом танце. Антонио тоже как-то робел, но потом все же обхватил талию Вольфганга ладонью толкая его немного в сторону, начиная танец. Моцарт тихо усмехнулся, кладя одну ладонь на плечо Сальери и как бы ненавязчиво выводя его почти в самый центр комнаты. Любое внимание - это отлично. Руки Сальери были теплые, мягкие, но на удивление уверенные и композитору самую малость понравилось быть "дамой". Моцарт так растворился в танце, что не сразу заметил как зарылся пальцами в черные волосы и опустил руку чуть вниз, трогая кожу за воротничком рубашки Сальери, не открывая глаз. Но он отчетливо слышит когда мелодия заканчивается и Моцарт сразу отстраняется, одними губами произнося: "Спасибо за танец" и спешит отстранится. Во-первых, ему нужно подумать, во-вторых, ему скоро представлять свои работы, а это не менее волнительно.
Некоторое время Сальери колеблется, но вовремя вспоминает, что если пригласил он, то ему и вести. Он обхватывает рукой талию молодого композитора, и чувствует от него "давление" лишь раз — в самом начале Вольфганг настаивает на том, чтобы выйти ближе к центру зала. Наверное, на них сейчас смтрят все, но Антонио нет никакого дела до этого. Он лишь чувствует, как легко поддается Моцарт, как плавно и послушно он двигается, полностью доверяясь рукам Сальери. Последнему хочется сказать, как легко и хорошо ему сейчас, но слова теряются, когда он чувствует легкое прикосновение пальцев Амадея, как он перебирает его волосы и чуть касается, забираясь пальцами под ворот рубашки. У Моцарта закрыты глаза и он улыбается, как-то по-детски нежно. Когда музыка стихает, он легко разрывает их "объятия" и трогательно шепчет одними лишь губами: «Спасибо за танец...», и от этого Сальери окончательно теряет разум. Он ловит ускользающую руку Вольфганга и легко касается губами чувствительных пальцев музыканта. И вот, когда Антонио понемногу приходит в себя, он замечает, что на него смотрят как гости этого вечера, так и хозяева, и слуги. В зале воцаряется мертвая тишина и, если бы это произошло до того, как Сальери испытал все эти чувства, то, наверное, он бы умер от стыда. Но сейчас его ничто не волнует, и потому он гордо покидает зал, уходя на балкон. Сейчас ему нужно больше воздуха и, пожалуй, немного времени, чтобы обдумать, как мог такой поступок пробудить в нем такие чувства. Как давно он переключился на мужчин?.. И вообще, с чего вдруг? Он облокачивается на балконные перила и закрывает глаза. Из зала снова доносится музыка, очевидно, все решили на время забыть о случившемся и вернуться к балу.
На балкон, вслед за Сальери, зашел Розенберг, ехидно улыбаясь: - Хочу заметить, что у вас просто потрясающее терпение! - начинает Розенберг, становясь рядом с Сальери и продолжает, в надежде задеть мужчину, - и вы отлично смотрелись вместе! Тем временем Моцарт вернулся в залу и отправился все-таки к оркестру, поймав по пути хозяйку бала и пошептавшись с ней о предстоящим выступлении. Хозяйка Агнеса с удовольствием поддержала выступление Амадея и ишь спросила имеет ли смысл представлять произведение. - Пусть они останутся безымянными, - шепотом произнес Моцарт. Агнес, несмотря на свой образ и опыт, оставалась очень азартной женщиной, которая обожала всякие загадки и авантюры, нередко она оказывала помощь молодым писателям и музыкантам, она была в курсе всех светских сплетен и регулярно устраивала у себя прием, чтобы оправдать или опровергнуть их. В обществе ее любили и уважали, ровно так же, как и ее мужа. Женщина дала оркестру знак прекратить играть и жестом показала Моцарту занять место дирижера. - Прошу представить вашему вниманию, дамы и господа, - представляла женщина, - Вольфганг Амадей Моцарт. Моцарт же не произнес ни слова. Он как раз закончил раздавать оркестру ноты. Сам же он не посмотрел и строчи, мелодия прошлой ночи все еще играла у него в голове и ноты не скажут ему больше. Первые пару секунд зал молчал, прежде чем кто-то повел первый танец, за которым вереницей последовали другие.
Погруженный в свои размышления, Сальери не сразу заметил вошедшего вслед за ним Розенберга. Тот явно был доволен собой и принял его уход за проявление стыда. — Хочу заметить, что у вас просто потрясающее терпение! И вы отлично смотрелись вместе! Антонио нехотя повернулся к нему, смерив его холодным взглядом. — А что вы скажете, Сальери? Может быть, желаете поделиться впечатлениями? — насмешливо продолжал Адольф. — Пожалуй, я воздержусь, — хмыкнул Сальери, не желая придумывать ответ на неуклюжие остроты капельмейстера. И, когда он уже почти вернулся в зал, то услышал голос хозяйки вечера — госпожи Агнесы: — Прошу представить вашему вниманию, дамы и господа — Вольфганг Амадей Моцарт! Сальери удивленно посмотрел в сторону оркестра — и правда, именно его недавний партнер по танцу раздал оркестру ноты и занял место дирижера, даже не взглянув в нотные листы. На некоторое время в зале снова воцарилась тишина, а затем раздались первые звуки и пары снова начали заполнять зал. Сальери так и замер, почти выйдя в зал. Он следил, не отрываясь, за тем, как двигаются руки гения, извлекая из каждого инструмента в оркестре прекрасные звуки, сплетая их в нежную симфонию. На время, пока звучала музыка, Антонио неподвижно стоял на пороге балкона, не в силах пошевелиться или упустить хоть один звук, движение молодого композитора. Казалось, тот не замечает ничего вокруг, возможно, даже оркестра — казалось, что только его руки, движущиеся в воздухе, создают эту мелодию. Сальери снова почувствовал эту сладкую, тянущую боль, которую впервые ощутил вчера, и был благодарен, что может испытывать ее снова. Она завладела всем его существом, не давая сделать лишний вздох, он снова сплетался с музыкой Моцарта, отдаваясь в распоряжение его чувств. Когда музыка стихла, Вольфганг легко поклонился публике, принимая восторженные овации. Антонио поспешил снова скрыться на балконе, когда Розенберг снова напомнил о себе. — Что вы скажете относительно этого юноши? — язвительно произнес он, обращаясь к Сальери. — Я не изменил своего мнения с тех пор, как в последний раз отзывался о нем при императоре, — холодно ответил Антонио, не желая принимать участие в этой беседе. Хотя это было определенно ложью. Ведь с тех пор столько всего произошло и буквально перевернуло весь мир Сальери. Заметив наконец нежелание собеседника общаться, Розенберг оставил его в одиночестве. Правда, ненадолго. Через некоторое время музыка в зале заиграла вновь, а кто-то подкрался к Антонио сзади и остановился за его спиной. Впрочем, Сальери было достаточно услышать его шаги, чтобы узнать, кто это был....
Как только Моцарт сошел с места дирижера, он сразу заметил Сальери, который стоял у балкона и смотрел в одну точку. Вольфганг улыбнулся и прокрался к Антонио сзади. - Как вам мои симфонии, Сальери? - улыбаясь, пропел мужчина. Антонио повернулся, чуть хмурясь и махнул рукой. Амадей сначала слегка опешил и подумал, что композитор не хочет его видеть, но после Моцарт догадался, что Сальери просто не слышит, что говорит юноша. Музыка играла и правда очень громко, по просьбе уже захмелевшего французского посла, который питал нежную любовь к вальсам. Бесцеремонно схватив Сальери за рукав и оттащил на балкон. Балкон представлял собой небольшой выступ с белыми, невысокими перилами, поэтому мужчины стояли очень близко и от этой близости Моцарт неловко замолчал, а потом открыто улыбнулся. - Пойдемте в сад, Антонио? - почти интимным полушепотом Вольфганг произносит имя капельмейстера. Возможно, Моцарту кажется, но Сальери немного смущен. Вольфганг ложится животом на перила. Первый этаж - пустяки. Композитор смеется и перепрыгивает через перила, очень стараясь не потерять равновесие при падении. Ему становится еще смешнее, когда он видит удивленное лицо Антонио. - Я жду тебя, - смеется Моцарт и решает поиграть, поэтому сразу юркает в лабиринт из деревьев и кустов, оставляя Сальери возможность найти своего собеседника.
Сальери послушно уходит за Вольфгангом на балкон, даже не предполагая, что стоит за этим предложением. Он снова может касаться этого невероятного человека — ничто иное не важно. Кажется, Моцарт тоже замечает что-то не то за собеседником, и потому Антонио берет себя в руки и снова старается казаться невозмутимо-равнодушным. Но сейчас это плохо удается — особенно с Вольфгангом, который будто спешит как можно сильнее удивить Сальери. Он улыбается — так солнечно, как улыбался, когда танцевал с ним. — Пойдемте в сад, Антонио? — шепчет он, склонившись к мужчине. Тот удивленно наблюдает за молодым музыкантом, который перелазит через балкон и оказывается на земле, будто всю жизнь только и занимался тем, что лазил по чужим балконам. — Я жду тебя, — Моцарт весело смеется и убегает, будто играя в прятки, скрываясь в полутьме за кустами и деревьями. «Мальчишка. Какой же он мальчишка...», — про себя по-доброму усмехается Антонио и, немного поколебавшись и оглядываясь, чтобы никто не увидел его, тоже перелазит через перила и спрыгивает на землю, одергивая и поправляя одежду. На самом деле, эти балы чрезвычайно утомляли его. Ему казалось, что все на них — от молодых девушек и юношей до пожилых мужчин и женщин, становятся какого-то одного, неопределенного возраста, все больше склоняющегося к старости. Моцарт был словно живым огоньком среди серого пепла. Он был живым. Сальери снова одергивает на себе одежду, будто за время, пока он оглядывался, раздумывая, куда направился Вольфганг, она могла помяться. Выбрав наконец направление, он пошел по узкой дорожке между стенами кустов, пытаясь разглядеть-услышать Амадея. Но либо тот ушел достаточно далеко, либо стоял, а, может, и вовсе двигался беззвучно, будто кошка. Когда Антонио немного устает и останавливается, чтобы передохнуть и подумать, куда идти дальше, он слышит шаги сзади и оборачивается, ловя споткнувшегося гения, оказывающегося моментально в объятиях Сальери. Они оба тяжело дышат от неожиданности и легкого испуга, и жадно всматриваются в глаза друг другу, будто не замечая объятий.
Моцарт наблюдал за Сальери из-за деревьев, внимательно изучая его силуэт. Антонио был как будто застывший. Ненастоящий. Весь он, даже в игре, был скован, серьезен, движения были слишком резкие, нервные, как будто он шел наказывать непослушного ребенка. Вольфгангу было странно, что человек искусства может быть таким "холодным". Когда Сальери двинулся к месту где притаился Амадей, последний юркнул за небольшую статую и притаился за ней, прижимая ладони к холодному камню. Антонио двинулся туда, где затаился Моцарт и тот сразу сорвался с места, но видимо слишком громко, композитор сразу заметил его, а Вольфганг еще и как назло споткнулся и - вуа-ля! - добыча прямо у хищника в лапах. Моцарт тяжело дышал, всматриваясь в темные глаза, а потом засмеялся и прижал пальцы к губам композитора, запрещая ему что-либо говорить. Обоим было бы неловко, если бы кто-то заметил их в такой недвусмысленной позе, но еще меньше Моцарту хотелось, чтобы кто-то вообще мешал, кажется, он всерьез заинтересовался этим композитором и ему казалось удачной идеей завести с ним дружбу. - Идите за мной, - шепотом произносит Моцарт и скрывается за зелеными "воротами", исчезая их поля зрения. За небольшим кустарником находился фонтан. Небольшой по размерам, в центре которого стояли какие-то рыбки, из которых и шла вода. Моцарт любил воду. Любил декоративные фонтаны и кто знает, может, не он один? - Садитесь, - приглашает Моцарт и улыбается про себя такой нерешительности мужчины, - Я написал кое-что этой ночью, хотите взглянуть?
Сальери собирался было что-то сказать, но почувствовал, как прохладные длинные пальцы коснулись его губ, не давая сказать ни слова. С одной стороны, ему хотелось держать Моцарта вот так, как можно ближе, и просто смотреть ему в глаза, но с другой, он понимал, что это все неправильно, в том числе - и его чувства и желания. Но Вольфганг сам ускользает из его рук, снова оставив лишь просьбу, произнесенную шепотом: — Идите за мной. Антонио обреченно выдыхает, все еще чувствуя, каково это — держать хрупкое тело в своих руках, чувствовать его взгляд... За одно лишь это он готов следовать за ним куда угодно. Тем более, что далеко идти не приходится — Моцарт выводит его к декоративному фонтану и предлагает присесть. Сальери неуверенно следует за ним и, оглядевшись, присаживается рядом с фонтаном и чувствует, как на него падают капли, но не придает этому большого значения. — Я написал кое-что этой ночью, хотите взглянуть? — произносит как можно небрежнее Вольфганг, но мужчина чувствует за этими словами надежду и... доверие — "пожалуйста, для меня очень важно ваше мнение.." Он думает — не их ли встреча пробудила Музу великого композитора?... Не стал ли сам Антонио этой самой Музой?... —Так что вы скажете? — повторяет Моцарт, напоминая ему о том, что Сальери так и не дал ответ. — Мне было бы любопытно, — сдержанно отвечает последний, украдкой изучая лицо собеседника, его чуткие руки, следит за его жестами, будто стремится запомнить это для себя, как нечто чрезвычайно важное.
У Моцарта на плече сумка в которую наспех и немного небрежно были помещены ноты. Вольфганг не волнуется насчет качества работы, его творчество безупречно, он переживает из-за Антонио. Это не странно вдохновляться людьми, но очень редко Моцарт показывал свои работы Музам. Но Сальери - это другое. Он все понимает, в отличии от той же Констанции. Руки Моцарта немного дрожат, когда он протягивает листы композиторы и нечаянно касается его руки. Моцарту кажется забавным тот факт, что руки у Сальери теплые. В голове опять всплывает танец и, кажется, юноша немного краснеет. Наверно, это выглядит так, будто Моцарт робеет своей работы и самому юноше проще признать это чем то, что его взволновали руки Сальери. Когда Антонио читает ноты он выглядит очень серьезным, сосредоченным и для Моцарта это тоже странно. Когда Вольфганг пишет или играет музыку он полностью растворяется в ней, живет ей, он и есть мелодия. А Сальери подходит к этому иначе, расчетливее. Но Моцарт все-таки переживает, вдруг Антонио не нравится работа молодого композитора? Вольфганг склоняется над мужчиной, чтобы заглянуть в ноты, но брюнет держит их слишком близко и поэтому Моцарту приходится почти прижаться бедром к бедру собеседника, а дыхание Амадея тревожит темные волосы. Они сидят так молча, не шевелясь, пока Сальери не убирает ноты от лица. Моцарт нетерпеливо ерзает, стесняясь спросить мнение композитора. И только после нескольких секунд, наполненых тишиной, Вольфганг осознает что все еще сидит очень близко к мужчине и все так же внимательно смотрит. Мужчина как-то виновато тупитсяк отодвигается в сторону.
Когда Моцарт отдает Антонио свои ноты, мужчина замечает, что у юноши дрожат руки. Легкое прикосновение — едва-едва заметное — позволяет ему узнать, что руки молодого композитора холодные. Всего пару секунд Сальери раздумывает — все это от холода или от волнения? Но, в конце концов, отгоняет эти мысли и углубляется в изучение написанного. Он пропевает про себя каждую ноту, они отзываются в нем, даже без озвучивания, эта музыка прекрасна. Наверное, он подносит листы слишком близко к лицу, потому что Моцарт, старающийся в них заглянуть, подсаживается еще ближе, буквально прижимаясь к нему. Но Сальери почти не замечает это. Он вдыхает запах музыки. Именно так пахнет Вольфганг — написанными и ненаписанными аккордами, мелодиями, операми. Молодой музыкант нетерпеливо ерзает, то и дело потираясь об Антонио, сам того не замечая, и, видимо, пытается угадать по выражению лица собеседника, на каком моменте он находится. В каждом аккорде слышен характер композитора — игривость, веселье, жизнь. Но вот звучат мрачные мотивы, и Сальери хочется, он сам это еще не понимает, но ему до жжения в пальцах хочется, чтобы эти мотивы были связаны с ним. Когда произведение заканчивается, он, наконец, слышит, какая тишина вокруг. Наверное, они очень далеко ушли от здания. Антонио опускает ноты. Он чувствует на себе внимательный взгляд Вольфганга, чувствует жар, исходящий от него — еще бы, ведь Моцарт едва не у него на коленях сидит! Мужчина чуть хмурится, отодвигаясь от него, и все еще сжимает ноты, едва не прижимая их к себе. — Моцарт, — наконец произносит он, и юноша всем телом подается вперед, уже весь изведенный ожиданием, он не сдерживается и отзывается: — Да! — Позвольте узнать... — голос Сальери звучит прохладно, хотя внутри у него разгорается целая буря, которая, еще немного, и накроет его с головой, — что заставило вас написать это? Вольфганг как будто смущается еще сильнее — на его щеках вспыхивает румянец, он отводит взгляд. Но Антонио не дает ему ответить: — Я вынужден признать... ваша музыка божественна. Но и должен вас предупредить — в тех кругах, в которые вы несете эту музыку, не любят таких... сложных произведений. Как вы можете судить, музыка здесь — лишь развлечение.
— Позвольте узнать... — испытывающие спрашивает Сальери и его голос все такой же холодный, — что заставило вас написать это? Вольфганг краснеет и собирается с мыслями, чтобы сказать Антонио, что же явилось для нее вдохновением, но Сальери не дает юноше ответить, продолжая: — Я вынужден признать... ваша музыка божественна. Но и должен вас предупредить — в тех кругах, в которые вы несете эту музыку, не любят таких... сложных произведений. Как вы можете судить, музыка здесь — лишь развлечение. Моцарт тихо вздыхает, увы, Сальери прав. Впрочем, Вольфганг не расстраивался касательно этой симфонии. Но об этом композитору пока знать не стоит. С Антонио время как будто замерло, Вольфганг болтал много и не по делу, иногда переходя на высокие ноты, а иногда и вовсе подскакивая на месте, когда какая-то тема завлекала его слишком сильно. Иногда они поднимались и прогуливались туда-сюда по саду. Сальери почти все время молчал, лишь иногда отвечая на вопросы композитора. Моцарт иногда касался руки Сальери своей, случайно, и последний, будто брезгуя, убирал руки на спину. Вольфганг случайно глянул в сторону дома, когда у веранды замельтешили фигурки. Это который же час? Моцарт обещал мадемуазель Вебер не возвращаться слишком поздно, чтобы не тревожить ее дочерей и других постояльцев. - Увы... Мне пора идти, Антонио... Моцарт делает шаг назад и удивляется, когда видит в глазах Сальери... разочарование? Амадей шумно выдыхает подаваясь вперед: - Антонио. - Да? - отзывается капельмейстер. - Вы моя Муза, - признается Моцарт и наклоняет к себе мужчину коротко целуя его в губы - в знак благодарности, а после привычно коротко кланяется и скрывается в деревьях. До Антонио долетает лишь приглушенный скрип старой калитки.
Сальери ни секунды не жалел, что променял скучный вечер на вечер с Моцартом. С ним было легко, он говорил, не уставая, он будто тратил всего себя на то, чтобы поведать новому другу, которого он обрел в лице Антонио, все, что только мог — о семейной жизни, творчестве, каких-то забавных случаях и прочем. За молчанием Сальери скрывалось нежелание прерывать весь этот поток информации, обрушившийся на него. Юноша будто льнул к нему, то и дело норовя прикоснуться, и от этого у мужчины только увеличивалось желание сделать так, чтобы эти "случайные прикосновения" были осознанными. «Нет, это невозможно. Абсолютно невозможно», — уговаривал он себя, и кивал в ответ на очередной вопрос Вольфганга, которыми тот пытался разговорить собеседника. Они гуляли по саду, очевидно, все это время, пока продолжался бал, но Антонио не чувствовал усталости, не чувствовал времени. Вечер незаметно подошел к концу. Амадей оглянулся и что-то заметил там, возле дома, поскольку прервал свой рассказ словами: — Увы... Мне пора идти, Антонио... Он делает шаг назад, будто сейчас же готов убраться прочь. Сальери поднимает на него разочарованный взгляд, ему не хочется отпускать юношу, ведь этого времени было мало, чтобы собраться с мыслями решиться... во всем признаться. Но вот он снова подается вперед и зовет его, называет его по имени снова, будто что-то волшебное слышится ему в этом имени. Будто он готов повторять его всю жизнь, не замолкая. — Антонио? Мужчина удивленно отзывается: — Да? Пока он прокручивает в голове, что же хочет сказать ему Моцарт, не догадался ли он, не посмеется ли он над ним... в это время Вольфганг касается его лица, притягивая к себе ближе, и шепчет: — Вы моя Муза... От внезапного поцелуя у Антонио перехватывает дыхание. Пока он успевает придумать, чтобы сказать хоть что-то, Моцарт откланивается и исчезает из виду, оставляя мужчину ошарашенно смотреть ему вслед. «Что это?...» — проносится в голове у Сальери и он невольно прикасается пальцами к своим губам, все еще чувствуя внезапное тепло поцелуя. «Не может этого быть... » Но факт оставался фактом — это произошло, и это было... просто... невероятно. Он не мог даже надеяться на такой исход, тем более — сейчас. Вероятно, Моцарт никогда не устанет его удивлять.
С их последней встречи прошло почти три недели. Моцарт никак не мог выкинуть из головы тот поцелуй, тот вечер и вообще Антонио. Но жизнь не стояла на месте, жизнь в Вене кипит и бьет ключом. Одним везет, другим нет. Сегодня не повезло Моцарту. Наверно, Сальери был как никогда прав, когда сказал, что произведения Вольфганга слишком сложные. Уже третий отказ подряд. Моцарт сидел в каком-то кабаке, завернув в три переулка подряд, композитор наконец нашел куда приткнуться. Дела шли плохо, денег почти не было и Моцарт пил дешевый алкоголь, чувствуя как быстро затуманивается разум. Уже через час Вольфганг смеялся буквально над всем, приставал к местным красавицам, иногда роняя голову на стол, чтобы отдохнуть. Хотя бы тут, хотя бы немного он мог не думать о своих проблемах. Он как раз опрокидывал в себя очередной стакан, как в дверном проеме появилась знакомая фигура. Сальери презрительно морщился и, скорее всего, сразу бы ушел, если бы Моцарт не закричал, поднимая над собой бутылку: - Ан... Антонио! - Моцарт икнул и зажал себе рот рукой.
Сальери было ужасно скучно в этот вечер. Не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Со времени их последней встречи с Моцартом прошел почти месяц, с тех пор до Антонио время от времени доносились слухи об очередном фиаско молодого композитора, но его самого он не видел даже мельком. Он вышел из дома, в общем-то, еще не предполагая, куда отправится. Он заглядывал время от времени в таверны и кабаки, будто надеялся увидеть кого-то, или, возможно, надеялся не увидеть, и, так заглянув в один из них, он уже было собирался уйти, но тут услышал знакомый, искаженный из-за выпитого алкоголя, голос: — Ан... Антонио! — кричал... Моцарт, подняв над собой бутылку, и жестами подзывая к себе мужчину. Сальери изумленно посмотрел на него, но прошел к нему. Никто не обратил внимания, поскольку, очевидно, в этом месте о его должности никто не был осведомлен. — Господи, Вольфганг, что с вами?.. — вопросил Антонио, провожая взглядом на сбегающую из объятий пьяного композитора девушку. — Со мной?... Что со мной?.. — искренне изумился Моцарт и вдруг утянул на "освободившееся место" Сальери. — Как хорошо... что вы пришли, Антонио... А...нтонио... Мужчина опешил, пытаясь вырваться из его объятий, но тот обнял его покрепче и затих. — Давайте-ка собираться, вам пора домой... — пробурчал Антонио, пытаясь хотя бы немного отстраниться, вытащил из рук Амадея бутылку, отставив ее на стол. Кажется, композитор задремал, поскольку объятия ослабли и Сальери смог, наконец-то, вырваться. — Вольфганг..., — тихо позвал мужчина, заглядывая в лицо Моцарту, осторожно коснулся его щеки. Музыкант не отзывался. Тогда Сальери присел на корточки рядом с ним, чуть тряхнул его за плечи, как можно ласковее позвал снова: — Ну же.. Вольфи... просыпайтесь... пора домой... Попытки не увенчались успехом. Мужчина выпрямился, задумчиво смотря на мирно посапывающего Амадея, оглянулся и подхватил его на руки. Оказалось не так тяжело, как он думал. Понемногу, осторожно они выбрались на улицу, где Вольфганг начал понемногу приходить в себя. Он изумленно огляделся, испуганно обхватывая руками шею Антонио и пьяно выдохнул ему в лицо, заставляя Сальери поморщиться: — А куда вы... меня... несете?...
— Господи, Вольфганг, что с вами?.. - с каким-то застывшим ужасом в глазах спросил Сальери. Моцарт с каким-то разочарованием посмотрел на девушку, спрыгнувшую с его колен, но долго он не горевал и тут же сгреб в объятия Антонио. На вкус Вольфганга на мужчине было слишком много одежды, но композитор все равно упрямо прижимал к себе брюнета, вдыхая его запах. Даже пьяным Моцарт чувствовал этот особенный, уникальный запах. - Со мной? Что со мной? - удивленно спросил Моцарт, чувствуя, как тяжелеют веке и уже в какой-то сладкой полудреме Вольфганг шептал, - Как хорошо... что вы пришли, Антонио... А...нтонио... Дальше Моцарт провалился в какую-то сладкую дремоту и ему искренне казалось, что он прикрыл глаза всего на секундочку, но когда он их открыл помещения уже не было, а сам композитор был на руках у Сальери. Вольфганг испуганно взвизгнул, цепляясь руками за шею мужчины. — А куда вы... меня... несете?... - Домой, - коротко ответил Сальери, немного морщась. - Ммм, домой - это хорошо.. - сонно промурлыкал Моцарт вжимаясь носом в шею Сальери. ... Корица и... ваниль? Моцарт проснулся от сладкого запаха, окутывающего его. Темный балдахин закрывал кровать, Моцарт отодвинул его рукой. Он все еще плохо соображал и даже не мог понять, где он находится. - Не беспокой меня, - холодно отрезает знакомый голос и Вольфганг роняет голову обратно на подушку, претворяясь спящим. Его сердце колотилось, как птица в клетке, ему было не страшно, но волнительно. Алкоголь действовал на каждую клеточку тела теперь не доводя до беспамятства, но оставляя разум поддернутым легкой пеленой. Сальери сел рядом и юноша приоткрыл один глаз, глядя насколько близко они друг от друга. Коленки Антонио были так близко и Моцарт испытывал такой внезапный порыв - целовать. Вольфганг даже чуть-чуть подвинулся вперед, но сразу затих и сердце его ушло в пятки когда он услышал знакомый голос сверху: - Вольфганг?
Через некоторое время Сальери вдруг понял, что он понятия не имеет даже, в какую сторону нужно идти к дому Моцарта. Пришлось тащить этого мальчишку к себе. Благо, Терезия уехала в гости к своей родне вместе с детьми и обещала вернуться не ранее, чем через неделю. Кое-как дотащив Вольфганга до кровати, Антонио и сам решил выпить. Как только он опустошил свой стакан, в комнату вошла служанка, видимо, не смогла сдержать любопытства. Еще бы — не каждый день хозяин возвращается с юношей на руках. Хотя, кто его знает, может, с появлением Моцарта в его жизни это станет нормой... В руках девушки был поднос, вероятно, с ужином. — Не беспокой меня, — привычно холодно произнес мужчина, не давая ей сказать ни слова. Девушка поставила поднос на стол и выскользнула за двери. В это время со стороны кровати раздался шорох и Сальери заметил какое-то движение. Когда он повернулся к постели, Моцарт все так же лежал, только балдахин был отодвинут в сторону и свеча освещала лицо молодого композитора, а его дыхание уже было не таким спокойным. Антонио подсел к нему на кровать. Моцарт забавно приоткрыл один глаз и почему-то подался вперед. — Вольфганг? — тихо позвал Сальери и положил руку рядом с ладонью юноши. — Как я здесь оказался? — так же тихо в свою очередь осведомился Вольфганг, разглядывая лицо собеседника. — Я не знал, где вы живете и принес вас к себе, — простодушно отозвался Антонио и осторожно коснулся пальцев молодого композитора, опустив взгляд.
— Как я здесь оказался? - тихо и чуть хрипло спрашивает Моцарт. — Я не знал, где вы живете и принес вас к себе, - спокойно говорит Сальери, но Вольфганг не слышит, он только чувствует неуверенное прикосновение к своей руке. - Тут ведь никого нет, да? - Нет, - отзывается мужчина чуть удивленно. Моцарт приподнимается и сразу падает на Сальери, прижимаясь своими губами к его губам. Все три недели он мечтал коснуться его губ. Все, что он чувствовал помимо этого поцелуя - пустое. Моцарту страшно и будь он трезв он сбежал бы уже давно, но алкоголь толкает на безумства и Вольфганг проталкивает язык в рот мужчины и шумно выдыхает. Во рту Антонио горячо и от этого по всему телу проходит жар, Моцарт буквально сходит с ума, но он замирает, медлит, боясь отказа. Но Сальери не против, но он боится и не отвечает, тогда Амадей зарывается пальцами в темные волосы и жадно целует, ласкает чужой язык. Одежда кажется такой тесной, ненужной, но Моцарт не может позволить себе больше, даже если пьян. Проходит пара мгновений, прежде чем Сальери позволяет себе ответить на поцелуй, а дальше - больше, он переворачивает юношу на спину, нависая сверху. Теперь Моцарт не сможет легко отстранится и сбежать как в саду. Он теряет связь с реальностью - он пьян от напитков или от поцелуев? Вольфганг тяжело дышит и молча смотрит в глаза, когда поцелуй наконец приходиться разорвать. - Простите, Сальери, - фамилия из уст композитора звучит как-то наиграно, - я не знаю... что на меня.. нашло...
— Тут ведь никого нет? — спрашивает Вольфганг. Сальери догадывается, к чему он клонит. Но все же удивленно отвечает: — Нет. И тогда его ожидания оправдываются — он ловит в объятия Моцарта, чувствуя, как горячие, чуть обветренные губы прижимаются к его губам. От этого захватывает дух, как будто это — его первый поцелуй. Хотя, на самом-то деле, это и есть один из первых их поцелуев. Антонио только сейчас понимает, что это то, чего он ждал все это время, что они не виделись, чего он хотел, без чего не хотелось жить. Он приоткрывает рот, пропуская чужой язык, позволяя ему вылизывать его рот, но все еще не осмеливаясь ответить. Мужчина чувствует, как тонкие чуткие пальцы зарываются в его волосы, и это для него как будто просьба, или даже разрешение, и тогда, еще немного поколебавшись, Сальери жадно отвечает на поцелуй, лаская, едва не задыхаясь от переполняющих его эмоций. Через некоторое время, он понимает, что больше терпеть эту муку он не в силах, и переворачивает Вольфганга на спину, жадно вылизывая его ротик, прихватывая губами его язык. Когда дыхания не хватает, Антонио отстраняется, жадно хватая ртом воздух. Он смотрит в глаза молодому композитору, не в силах отвести взгляд, проводит кончиками пальцев по его лбу, убирая волосы. — Простите, Сальери, я не знаю... что на меня... нашло... — все еще тяжело дыша произносит Амадей. «Абсолютно невыносимый мальчишка! » — думает Сальери и, боясь, что юноша наговорит лишнего, он затыкает его снова поцелуем, уже более нежным и медленным. Он замечает, что Вольфганг закрывает глаза и хватается за его плечи, отвечая чуть порывисто. — Перестаньте уже нести чушь, — хрипло выдыхает он, склонившись над Моцартом, чувствуя его дыхание на своих губах. — Мы же оба это чувствуем. Так что вас останавливает?.. Вы — самый удивительный и невероятный человек из всех, кого я когда-либо встречал... — последние слова он шепчет едва слышно, покрывая поцелуями скулы и шею Вольфганга.
Моцарт подается вперед, когда Сальери снова накрывает его губы поцелуем. Невозможно сопротивляться. Его губы пьянили похлеще всякой выпивки. Вольфганг тянется чуть вперед, хнычет и целует как будто впервые, дрожа и осторожничая. Моцарт сжимает плечи мужчины, комкает белоснежную рубашку. — Перестаньте уже нести чушь. Мы же оба это чувствуем. Так что вас останавливает?.. Вы — самый удивительный и невероятный человек из всех, кого я когда-либо встречал... - шепчет Сальери. Щеки Моцарта залились румянцем, Антонио касается губами щек юноши, подбираясь к шее и Амадей приподнимает бедра и тихо стонет на ушко своему любовнику. Теплые губы уверенно скользят по бледной коже, исследуя ее и когда Вольфганг думает, что сойти с ума еще больше - невозможно, Антонио расстегивает рубашку Моцарта и проводит длинными пальцами по его груди.. - Не останавливайтесь, только не останавливайтесь, Антонио, - судорожно в каком-то полубреду шептал Моцарт, дрожащими пальцами ища на черном жакете любовника пуговицы. Вольфганг откинул в сторону жакет, за ним и рубашку, тихо простонав от восхищения. - Вы великолепны, - неожиданно легко признался Моцарт. Вольфганг снова заваливает мужчину на спину, усаживаясь на его бедра и склоняясь над его лицом, легко касаясь губ. Влажный язык скользнул по нижней губе композитора, которая после была чуть сжата зубами. Моцарт целовал нежно, легко, однако не давая вести. Что-то внутри все же мешало ему зайти дальше, но он забывал про это в ту же секунду, когда горячие руки скользнули по спине юного композитора.
Стоны Моцарта — не было ничего прекраснее этих звуков для Сальери. Юноша отзывался на прикосновения, как будто для него все это было впервые — выгибался, выдыхал, стонал... Антонио позволил раздеть себя, расстегивая рубашку Вольфганга, жадно провел теплыми ладонями по его груди к низу живота. — Вы великолепны, — шепчет восхищенно юноша, заставляя Сальери немного смутиться. Вдруг Амадей опрокидывает его на спину, заставляя изумленно мужчину выдохнуть, и оказывается сидящим у него на бедрах. Моцарт пресекал все попытки Антонио взять контроль над ситуацией, буквально сводя его с ума поцелуями, но не заходя дальше них. Мужчина подбодрил его, поглаживая чувствительную спину, и ощутимо толкнулся бедрами в его пах. Сальери ловил губами его стоны и, когда Вольфганг приподнимает бедра, Антонио стягивает с него остатки одежды, отбрасывая их в сторону, переворачивает гения на спину, жадно покрывая поцелуями его шею и грудь, оглаживая властно бока и бедра, спускается поцелуями ниже, чувствуя, как нежные пальцы перебирают его волосы, сжимают его пряди, Моцарт обхватывает его лицо, притягивая к себе ближе, накрывая его губы властным поцелуем, а Сальери в это время раздвигает коленом его ноги, прижимаясь плотнее, чувствует, как горячий твердый член упирается ему в бедро, и спукается ладонью к низу живота Амадея. Он шепчет ему в губы какие-то признания, не очень понимая, что говорит, обхватывает рукой, лаская горячую плоть, вылизывает губы молодого композитора, вдыхая его воздух и ловя его стоны. Юноша всхлипывает, подкидывая бедра, жадно толкаясь в его ладонь, а Антонио успокаивающе шепчет, целуя его шею, обхватывая губами мочку ушка, чуть прикусывая: — Я люблю вас, Вольфганг.. Я люблю вас... я люблю вас...
Моцарт послушно свалился на спину, чуть испуганно, но больше взволновано глядя на Сальери. Композитор краснел, чувствуя жар во всем теле только от взгляда на Антонио. Его тело в мягком полумраке свечей, казалось чуть нечетким силуэтом и Амадей неверяще тянулся к нему, трогая торс мужчины, словно прекраснейшее произведение искусства. Моцарт не чувствовал себя неловко, он вдруг почувствовал ужасную уверенность и потянулся вниз, дотрагиваясь до самого сокровенного. Руки Вольфганга слегка дрожали и он лишь дотронулся до жесткой ткани брюк, но тут же одернул ладонь, почувствовав твердый член Антонио. Вольфганг полностью растворился в своем любовнике, он чувствовал его прикосновения, ладонь, обхватывающую горячую плоть и влажный язык на своей кожи - все это слилось в одну прекрасную симфонию. Моцарт чуть приподнялся, припадая поцелуем к губам Антонио и несмело посмотрел ему в глаза. Вольфганг слушал сладкие признания, не веря своим ушам, весь мир был сейчас за стенами дома, а где-то далеко, в другой вселенной, верно. - Я хочу вас, - наконец признается Вольфганг, откидываясь на белые простыни. Моцарт больше чувствует, чем видит, как Сальери избавляется от одежды, голову Вольфганга наполняет какой-то туман, звучит приглушенная мелодия и Амадей запоздало думает, что нужно ее запоздать, но губы Антонио накрывает его собственные и юный композитор отчаянно тянется вперед, возбужденно всхлипывая в губы любовника. Властные руки гладят бедра Моцарта и в голове последнего с каждой секундой музыка звучит все громче и наконец обрывается громким стоном, когда Сальери неожиданно сжимает его ягодицы. Волна страха и возбуждение захлестывает его с головой и Моцарт на пару мгновений теряет возможность дышать. - Подожди, - вдруг обрывает музыканта Вольфганг. Ему неловко, ведь он чувствует возбуждение Сальери, но ничего не может с собой поделать, - Мне страшно.
Антонио кажется, что он сошел с ума, такая буря чувств бушует у него внутри, что он едва понимает, кто он и что он делает. Здесь самый желанный человек — Амадей — и он льнет к нему, отзывается на каждое прикосновение, выстанывает его имя... Сальери старается быть осторожным и нежным, в то время как Вольфганг боится даже прикоснуться к его возбужденному члену, робко отвечая на ласки, и вот когда итальянец, проведя ладонями по бедрам любовника, сжал его ягодицы, не в силах больше держать в себе это безумие, Моцарт его прерывает: — Подожди... — он нерешительно кусает губы, придерживая Антонио за плечи и робко шепчет: — Мне страшно. Сальери кажется, что еще секунда — и он просто взорвется от переполняющих его чувств, но он старается взять себя в руки, шумно выдыхает и приподнявшись, целует молодого музыканта за ушком, ласково шепча: — Не волнуйся... я не причиню боли... перевернись... Амадей испуганно смотрит на него, сжимает его ладонь, прижимает ее к губам, едва коснувшись, и послушно переворачивается на живот. Антонио несколько раз глубоко вздыхает, чтобы успокоиться и поглаживает спину Вольфганга, обводя выделяющийся позвоночник, лаская, прислушиваясь к сладким стонам любовника, прильнул губами к его шейке, осыпая поцелуями его плечи и лопатки, поглаживая в это время ягодицы, чуть разводя их, чувствуя, как Моцарт вздрагивает от этих прикосновений, опасливо напрягаясь.
-
-
31.07.2012 в 14:43Сальери устало прислушивался к тому, что происходит за дверью. Больше ожидания его раздражала суета и выкрики Розенберга:
- Мне надоело ждать! Мне надоело ждать!
- Не могли бы вы прийти чуть попозже?... - умолял либреттист, то исчезающий за дверью, то выскакивающий оттуда.
- Что снова происходит!? Репетиции начались или нет?! - Розенберг был вне себя от гнева, набрасываясь с обвинениями на испуганного Штефани.
Сальери не испытывал ни жалости, ни, впрочем, особого желания попасть в зал и увидеть наконец-то, что там творится. От суеты и не стихающих ни на минуту криков Розенберга у Антонио начинала болеть голова.
- Конечно начались... - торопливо оправдывался либреттист, и снова его перебивал Розенберг:
- Моцарт здесь, или нет?! Моцарта здесь нет, или он есть?!
- О, Моцарт здесь, но... есть небольшая проблема...
- Отойдите! - наконец-то воскликнул Розенберг, отталкивая его, и проходя в зал.
Сальери тенью проследовал за ним. Штефани вскрикнул, запоздало бросаясь к дверям, а Адольф, увидев происходящее первым, бросился к Антонио:
- О господи! Сальери, не смотрите!
Но к тому моменту мужчина увидел достаточно. Он решил разобраться во всем сам и потому подозвал несчастного либреттиста:
- Господин Штефани, кто из них Моцарт?
Но вопрос был лишним. Сам Вольфганг обнаружился достаточно быстро. Он что-то обсуждал с госпожой Кавальери, то и дело заходясь в приступе смеха, не обращая никакого внимания на "гостей".
- Что ж, начнем! - наконец воскликнул он, игнорируя подбежавшего к нему Штефани, поспешно - и безрезультатно - пытающегося ему что-то сообщить.
- Представьте нас! - потребовал Адольф Розенберг, но его, похоже, все еще не слышали.
- Мы вернемся к арии номер 10. Я считаю один такт ненужным. - командовал Моцарт.
Терпеть это все больше не было сил. Сальери сделал шаг вперед и, очевидно, спокойным тоном лишь смог привлечь всеобщее внимание:
- Моцарт, - убедившись, что его услышали, он также спокойно и даже немного лениво продолжил, объясняя ситуацию: - Господи Розенберг и я здесь по требованию императора, чтобы судить о вашей работе. Как я вижу, он сильно обеспокоен результатом.
На некоторое время в зале воцарилась тишина.
-
-
01.08.2012 в 00:17- Как вы можете судить о работе, не услышав ни единой ноты? - возмутился Моцарт, подходя близко к Сальери и заглядывая в его темные глаза. Безумно красиво. Холодная натура мужчина как будто окутана страстью к музыке, к должности, к своим господам. Вольфганг отвлекся лишь когда заговорил снова Адольф.
- Ох, ноты, ноты!.. - насмешливо протянул Розенберг и стукнул тростью по полу: - Слишком много нот! Ваша партитура слишком сложна, непригодна, не-пе-ре-но-си-ма!
Моцарт недоумевал, то, что говорил мужчина было безнадежно глупо, в конце концов, кто перед ним - люди искусства или грубая деревенщина.
- Много нот? - недоумевающе переспросил Моцарт в полголоса, - Но кто говорит такие глупости если это, господин, не ваше предубеждение?
Розенберг возмущенно вскидывает брови, поворачиваясь к Вольфгангу. Его маленькая фигурка выглядит вычурной, пятном вина на белой скатерти, резкие ноты посреди ноктюрна.
- Ну все, это уже личное оскорбление, я не собираюсь это более терпеть! До свиданье!
- О нет, стойте, я все объясню.. - засуетился Штефани, кидаясь вслед за Розенбергом и оставляя Моцарта стоять наедине со своими мыслями.
Розенберг уходит и Моцарту становится смешно от его глупости он смеется, возвращаясь на свое место и только сейчас замечает Сальери, который выходит из тени, дождавшись пока Розенберг уйдет. Ему тоже смешно и Моцарту явно нравится этот капельмейстер. Он талантлив и умен, а это ценно. Антонио собирается уходить и Вольфганг вдруг решает, что хочет, чтобы Сальери услышал его труд.
- Сальери, стойте! Вы ведь музыкант, - он снова подходит близко к мужчине и в полупоклоне протягивает Антонио ноты арии, - мне это не нужно.
Моцарт подходит к оркестру и прежде чем вскинуть руку, командуя мадемуазель Кавальери, бросает Сальери многозначительный дерзкий взгляд.
-
-
01.08.2012 в 00:48Раздаются первые ноты. Некоторое время мужчина следит за ними, пропевая про себя и едва заметно шевеля губами. Эта музыка... божественна. Пробирает сквозь одежду, кожу, бьет в самое сердце. Не человек - лишь Бог мог такое сотворить. Сальери понимает, что в этой музыке - его жизнь. Если, не дай Бог, мелодия сейчас оборвется - он просто умрет. А звук все нарастает. Антонио забывает про головную боль, надоедливого Розенберга, забывает про все, что только есть, кроме этой музыки и того, кто ее написал. Он стоит, чуть подавшись вперед, будто стремится вобрать эту музыку в себя. До последней ноты. Слиться с ней, стать одним целым. Сейчас он мог бы порадоваться, что становится единственным свидетелем этого чуда. Эта музыка завладевает его сердцем, Антонио вклюбляется в каждый такт, в каждую ноту.
Но вместе с восторгом и любовью в его сердце пробирается и тревога. Боль. Едва ли не физическая. Ненависть. Она пронзает его насквозь. «Пойми, Сальери, — говорит она, — этот мальчишка погубит тебя одним своим талантом. Одним лишь взмахом руки.»
Никогда еще прежде ничто не заставляло композитора так трепетать, испытывать такую гамму настолько сильных и разнообразных чувств. Одновременно это его пугает, и радует. Сальери чувствует себя живым. Наконец-то чувствует себя живым, потому что чувствует боль. Музыка будто околдовывает его, затягивает свои сети, или — петлю у него на шее?...
Это не так важно. Единственное, чего он хочет сейчас по-настоящему — чтобы это никогда не кончалось. Все меркнет по сравнению с музыкой Моцарта. Нет ничего слаще и желаннее этой муки. Вольфганг Амадей Моцарт — великий композитор. Великий инквизитор.
Постепенно мелодия затихает. А Сальери все еще слышит эти чудесные звуки, прижимая к груди ноты, данные ему Моцартом.
— Ну как, маэстро? — звучит насмешливый голос Вольфганга. — Нот "слишком много"?
Молодой музыкант спускается со сцены, разглядывая очарованного его музыкой Антонио. Но последнему не нужно много времени, чтобы взять себя в руки:
— Моцарт, прислушайтесь к моему совету, — действительно желая помочь ему. Ведь это единственный шанс услышать эту божественную музыку снова. — Оставайтесь на своем месте и между нами все будет хорошо.
Он покидает зал, оставив ноты на краю сцены.
-
-
01.08.2012 в 02:21— Моцарт, прислушайтесь к моему совету, — предостерегает мужчина — Оставайтесь на своем месте и между нами все будет хорошо.
Моцарт успевает отвесить шутливый поклон, прежде чем проводить Антонио взглядом. Эта встреча явно разожгла в юноше интерес и... Кажется, Муза сегодня была благосклонно к нему и всю ночь его не покидают темные глаза Сальери и Моцарт пишет, не останавливаясь и не чувствуя усталости. Лишь когда последняя нота была поставлена, а солнце, которое, как казалось, только село, уже выглядывало меж веток деревьев, сонно поднимаясь и окрашивая небо в нежно розовый цвет, лишь тогда Вольфганг смог уснуть, как никогда крепко.
- Вольфганг! Вольфганг, вставайте же! - Констанция старательно раскрывала окна, впуская в комнату солнечный свет.
- Ох, Констанция, прошу, к чему будить меня в такую рань, - сонно промурлыкал Моцарт, укрываясь простыней от света.
- Но Вольфганг, - растерялась девушка, замирая у дверей, - вы же сами просили разбудить вас пораньше в день бала, но раньше вы и вовсе не желали вставать.
- Бала? - Моцарт поднялся, перебирая в затуманенном после сна разуме числа, - Ох, черт, Констанция!
Вольфганг вскакивает с кровати и выбегает в коридор как был, в ночной рубашке, смущая своим видом юных прелестниц Вебер.
Это был крайне важный прием и ему очень нужно было быть замеченным кем-то, поэтому почти весь день Вольфганг тратит на сборы. А уже когда корета подана он вдруг решает помимо всего прочего представить на балу свой последний труд. Повязав безымянную сонату лентой он как будто в нерешительности кладет ее к остальным работам и перед глазами, как и в прошлую ночь, встает холодный взгляд темных глаз.
-
-
02.08.2012 в 21:34— Я готов спорить - этот мальчишка, конечно же, струсит и не придет, — фыркает Сальери, равнодушно оглядывая гостей.
Розенберг ехидно смеется:
— Думаете, такой наглец может струсить? Предлагаю пари, — ухмыляется он, отвлекая от созерцания зала Антонио.
— Простите.. что? — удивленно поворачивается к нему последний, скептически глядя, уверенный в своей правоте.
— Если он приедет, то вы пригласите его на танец, — все с той же ухмылкой продолжает Адольф.
Сальери шумно вдыхает, от стыда и негодования не в силах подобрать слов для ответа. Да как смеет этот шут предлагать ТАКОЕ в качестве своего "приза" в случае выигрыша?!
— Если же нет — то вы единолично уговариваете императора, что я — лучшая кандидатура на вашу должность! — на одном выдохе говорит он, надеясь, что тот просто-напросто испугается.
— Вы так уверены, мой друг? — смеется Розенберг. — Ну так что же, по рукам?
— Да!
Едва они пожали друг другу руки, во двор въехала очередная карета. Сальери внимательно всмотрелся и от удивления даже сделал несколько шагов к окну. Из этой самой кареты, в своей манере, смеясь и подавая руку жене, вышел.. Моцарт.
— А вот и он! — победно воскликнул Розенберг, едва не подскакивая на месте от радости.
Сальери же пожелал лишь одного — провалиться на месте сию же секунду. Как?... КАК?! Он бросил обреченный взгляд на капельмейстера.
— Что же, я пойду к гостям, а вы готовьтесь к танцу, — хохотнул Адольф и скрылся в толпе, явно намереваясь поделиться с кем-либо еще этой "новостью".
-
-
02.08.2012 в 23:54- Вы сегодня просто прелестны, - воркует Моцарт.
Женщина кокетливо улыбалась и несмотря на возраст, выглядела удивительно красиво, когда улыбалась. На щеках ее сразу образовывались очаровательные ямочки и Вольфганг может быть был рад поговорить еще, но было бы невежливо занимать хозяйку, пока она встречает гостей, поэтому он юркнул в помещение, быстро откланиваясь знакомым дамам и господам. Моцарт прошел ближе к сцене, намереваясь поговорить с госпожой Кавальери и оркестром. Но как только он подошел ближе к сцене совсем недалеко от нее он заметил Сальери и решил, что все может пока подождать. Вольфганг бегло оглядел себя и двинулся к Антонио.
- Доброго вечера, Антонио, - пропел Моцарт, отвесив легкий поклон, - как вам сегодняшний вечер?
Моцарт немного ехидно улыбался, глядя Сальери прямо в глаза. Антонио уже собирался что-то сказать, но в залу зашла хозяйка вечера и объявили первый медленный танец. Вольфганг поспешил отойти чуть в сторону от композитора, давая ему подойти к приглянувшейся даме. Сам же Вольфганг не хотел танцевать. Если говорить откровенно - он ужасно волновался перед выступлением и хотел бы для начала перевести дух.
-
-
03.08.2012 в 00:12И вдруг за его спиной раздался бодрый голос:
— Доброго вечера, Антонио! — когда мужчина повернулся к его обладателю, Вольфганг отвесил легкий поклон, тут же осведомляясь: — Как вам сегодняшний вечер?
Сальери чуть заметно вздрогнул, замечая на себе все тот же дерзкий взгляд. Ему стоило больших усилий убедить себя в том, что Амадей никоим образом не может знать о том, что предстоит им обоим этим вечером. Ведь не может такого быть, что до него уже дошли слухи?...
Антонио собирался было ответить на приветствие, но тут объявили первый танец и послышались первые ноты. Моцарт поспешил отойти от него, будто предлагая найти ему место среди танцующих. «Нет, точно не знает...» — облегченно выдохнул мужчина, и тут же понял, что рано обрадовался — среди танцующих пар отыскался Розенберг, жестами показывая, что ждет Сальери вместе с его «дамой».
«Может быть, нужно подождать?...» — мучительно размышлял Антонио, опасливо покосившись на невозмутимо наблюдающего за всеми Вольфганга. «Почему он не пойдет танцевать со своей супругой?!» — озлобленно подумал Сальери, разглядывая молодого композитора, будто это он был виноват в том, что Антонио проиграл спор. Хотя... в какой-то степени — да, именно он и был в этом виноват. Ведь если бы он не приехал, ничего бы не случилось!
— Вольфганг! — наконец, осмелев, обратился он к мгновенно оживившемуся Моцарту и, наплевав на все, наконец-то, говорит эту злосчастную фразу: — Позвольте пригласить вас на танец!
-
-
03.08.2012 в 01:05— Вольфганг! - позвал Сальери и Моцарт немного дернулся, оборачиваясь на звуки знакомого голоса, - Позвольте пригласить вас на танец!
Моцарт опешил, удивленно глядя на Сальери, а потом заулыбался, оценив шутку.
- Что?
Моцарт засмеялся, но наткнувшись на серьезные глаза Антонио притих. Неужели он это серьезно? Все так же весело улыбаясь, Вольфганг протягивает мужчине ладонь, а почему бы и нет? Руки Сальери немного дрожат, но Моцарт не спешит ничего делать, раз его пригласили, значит он не будет вести в этом танце. Антонио тоже как-то робел, но потом все же обхватил талию Вольфганга ладонью толкая его немного в сторону, начиная танец. Моцарт тихо усмехнулся, кладя одну ладонь на плечо Сальери и как бы ненавязчиво выводя его почти в самый центр комнаты. Любое внимание - это отлично. Руки Сальери были теплые, мягкие, но на удивление уверенные и композитору самую малость понравилось быть "дамой". Моцарт так растворился в танце, что не сразу заметил как зарылся пальцами в черные волосы и опустил руку чуть вниз, трогая кожу за воротничком рубашки Сальери, не открывая глаз. Но он отчетливо слышит когда мелодия заканчивается и Моцарт сразу отстраняется, одними губами произнося: "Спасибо за танец" и спешит отстранится. Во-первых, ему нужно подумать, во-вторых, ему скоро представлять свои работы, а это не менее волнительно.
-
-
03.08.2012 в 09:08Когда музыка стихает, он легко разрывает их "объятия" и трогательно шепчет одними лишь губами: «Спасибо за танец...», и от этого Сальери окончательно теряет разум. Он ловит ускользающую руку Вольфганга и легко касается губами чувствительных пальцев музыканта.
И вот, когда Антонио понемногу приходит в себя, он замечает, что на него смотрят как гости этого вечера, так и хозяева, и слуги. В зале воцаряется мертвая тишина и, если бы это произошло до того, как Сальери испытал все эти чувства, то, наверное, он бы умер от стыда. Но сейчас его ничто не волнует, и потому он гордо покидает зал, уходя на балкон. Сейчас ему нужно больше воздуха и, пожалуй, немного времени, чтобы обдумать, как мог такой поступок пробудить в нем такие чувства. Как давно он переключился на мужчин?.. И вообще, с чего вдруг?
Он облокачивается на балконные перила и закрывает глаза. Из зала снова доносится музыка, очевидно, все решили на время забыть о случившемся и вернуться к балу.
-
-
03.08.2012 в 10:47- Хочу заметить, что у вас просто потрясающее терпение! - начинает Розенберг, становясь рядом с Сальери и продолжает, в надежде задеть мужчину, - и вы отлично смотрелись вместе!
Тем временем Моцарт вернулся в залу и отправился все-таки к оркестру, поймав по пути хозяйку бала и пошептавшись с ней о предстоящим выступлении. Хозяйка Агнеса с удовольствием поддержала выступление Амадея и ишь спросила имеет ли смысл представлять произведение.
- Пусть они останутся безымянными, - шепотом произнес Моцарт.
Агнес, несмотря на свой образ и опыт, оставалась очень азартной женщиной, которая обожала всякие загадки и авантюры, нередко она оказывала помощь молодым писателям и музыкантам, она была в курсе всех светских сплетен и регулярно устраивала у себя прием, чтобы оправдать или опровергнуть их. В обществе ее любили и уважали, ровно так же, как и ее мужа.
Женщина дала оркестру знак прекратить играть и жестом показала Моцарту занять место дирижера.
- Прошу представить вашему вниманию, дамы и господа, - представляла женщина, - Вольфганг Амадей Моцарт.
Моцарт же не произнес ни слова. Он как раз закончил раздавать оркестру ноты. Сам же он не посмотрел и строчи, мелодия прошлой ночи все еще играла у него в голове и ноты не скажут ему больше.
Первые пару секунд зал молчал, прежде чем кто-то повел первый танец, за которым вереницей последовали другие.
-
-
03.08.2012 в 11:26— Хочу заметить, что у вас просто потрясающее терпение! И вы отлично смотрелись вместе!
Антонио нехотя повернулся к нему, смерив его холодным взглядом.
— А что вы скажете, Сальери? Может быть, желаете поделиться впечатлениями? — насмешливо продолжал Адольф.
— Пожалуй, я воздержусь, — хмыкнул Сальери, не желая придумывать ответ на неуклюжие остроты капельмейстера.
И, когда он уже почти вернулся в зал, то услышал голос хозяйки вечера — госпожи Агнесы:
— Прошу представить вашему вниманию, дамы и господа — Вольфганг Амадей Моцарт!
Сальери удивленно посмотрел в сторону оркестра — и правда, именно его недавний партнер по танцу раздал оркестру ноты и занял место дирижера, даже не взглянув в нотные листы. На некоторое время в зале снова воцарилась тишина, а затем раздались первые звуки и пары снова начали заполнять зал. Сальери так и замер, почти выйдя в зал. Он следил, не отрываясь, за тем, как двигаются руки гения, извлекая из каждого инструмента в оркестре прекрасные звуки, сплетая их в нежную симфонию.
На время, пока звучала музыка, Антонио неподвижно стоял на пороге балкона, не в силах пошевелиться или упустить хоть один звук, движение молодого композитора. Казалось, тот не замечает ничего вокруг, возможно, даже оркестра — казалось, что только его руки, движущиеся в воздухе, создают эту мелодию.
Сальери снова почувствовал эту сладкую, тянущую боль, которую впервые ощутил вчера, и был благодарен, что может испытывать ее снова. Она завладела всем его существом, не давая сделать лишний вздох, он снова сплетался с музыкой Моцарта, отдаваясь в распоряжение его чувств.
Когда музыка стихла, Вольфганг легко поклонился публике, принимая восторженные овации.
Антонио поспешил снова скрыться на балконе, когда Розенберг снова напомнил о себе.
— Что вы скажете относительно этого юноши? — язвительно произнес он, обращаясь к Сальери.
— Я не изменил своего мнения с тех пор, как в последний раз отзывался о нем при императоре, — холодно ответил Антонио, не желая принимать участие в этой беседе.
Хотя это было определенно ложью. Ведь с тех пор столько всего произошло и буквально перевернуло весь мир Сальери. Заметив наконец нежелание собеседника общаться, Розенберг оставил его в одиночестве. Правда, ненадолго. Через некоторое время музыка в зале заиграла вновь, а кто-то подкрался к Антонио сзади и остановился за его спиной. Впрочем, Сальери было достаточно услышать его шаги, чтобы узнать, кто это был....
-
-
03.08.2012 в 23:55- Как вам мои симфонии, Сальери? - улыбаясь, пропел мужчина.
Антонио повернулся, чуть хмурясь и махнул рукой. Амадей сначала слегка опешил и подумал, что композитор не хочет его видеть, но после Моцарт догадался, что Сальери просто не слышит, что говорит юноша. Музыка играла и правда очень громко, по просьбе уже захмелевшего французского посла, который питал нежную любовь к вальсам. Бесцеремонно схватив Сальери за рукав и оттащил на балкон. Балкон представлял собой небольшой выступ с белыми, невысокими перилами, поэтому мужчины стояли очень близко и от этой близости Моцарт неловко замолчал, а потом открыто улыбнулся.
- Пойдемте в сад, Антонио? - почти интимным полушепотом Вольфганг произносит имя капельмейстера.
Возможно, Моцарту кажется, но Сальери немного смущен. Вольфганг ложится животом на перила. Первый этаж - пустяки. Композитор смеется и перепрыгивает через перила, очень стараясь не потерять равновесие при падении. Ему становится еще смешнее, когда он видит удивленное лицо Антонио.
- Я жду тебя, - смеется Моцарт и решает поиграть, поэтому сразу юркает в лабиринт из деревьев и кустов, оставляя Сальери возможность найти своего собеседника.
-
-
04.08.2012 в 00:47Кажется, Моцарт тоже замечает что-то не то за собеседником, и потому Антонио берет себя в руки и снова старается казаться невозмутимо-равнодушным.
Но сейчас это плохо удается — особенно с Вольфгангом, который будто спешит как можно сильнее удивить Сальери. Он улыбается — так солнечно, как улыбался, когда танцевал с ним.
— Пойдемте в сад, Антонио? — шепчет он, склонившись к мужчине.
Тот удивленно наблюдает за молодым музыкантом, который перелазит через балкон и оказывается на земле, будто всю жизнь только и занимался тем, что лазил по чужим балконам.
— Я жду тебя, — Моцарт весело смеется и убегает, будто играя в прятки, скрываясь в полутьме за кустами и деревьями.
«Мальчишка. Какой же он мальчишка...», — про себя по-доброму усмехается Антонио и, немного поколебавшись и оглядываясь, чтобы никто не увидел его, тоже перелазит через перила и спрыгивает на землю, одергивая и поправляя одежду.
На самом деле, эти балы чрезвычайно утомляли его. Ему казалось, что все на них — от молодых девушек и юношей до пожилых мужчин и женщин, становятся какого-то одного, неопределенного возраста, все больше склоняющегося к старости. Моцарт был словно живым огоньком среди серого пепла. Он был живым.
Сальери снова одергивает на себе одежду, будто за время, пока он оглядывался, раздумывая, куда направился Вольфганг, она могла помяться. Выбрав наконец направление, он пошел по узкой дорожке между стенами кустов, пытаясь разглядеть-услышать Амадея. Но либо тот ушел достаточно далеко, либо стоял, а, может, и вовсе двигался беззвучно, будто кошка.
Когда Антонио немного устает и останавливается, чтобы передохнуть и подумать, куда идти дальше, он слышит шаги сзади и оборачивается, ловя споткнувшегося гения, оказывающегося моментально в объятиях Сальери. Они оба тяжело дышат от неожиданности и легкого испуга, и жадно всматриваются в глаза друг другу, будто не замечая объятий.
-
-
04.08.2012 в 01:27Антонио двинулся туда, где затаился Моцарт и тот сразу сорвался с места, но видимо слишком громко, композитор сразу заметил его, а Вольфганг еще и как назло споткнулся и - вуа-ля! - добыча прямо у хищника в лапах. Моцарт тяжело дышал, всматриваясь в темные глаза, а потом засмеялся и прижал пальцы к губам композитора, запрещая ему что-либо говорить. Обоим было бы неловко, если бы кто-то заметил их в такой недвусмысленной позе, но еще меньше Моцарту хотелось, чтобы кто-то вообще мешал, кажется, он всерьез заинтересовался этим композитором и ему казалось удачной идеей завести с ним дружбу.
- Идите за мной, - шепотом произносит Моцарт и скрывается за зелеными "воротами", исчезая их поля зрения.
За небольшим кустарником находился фонтан. Небольшой по размерам, в центре которого стояли какие-то рыбки, из которых и шла вода. Моцарт любил воду. Любил декоративные фонтаны и кто знает, может, не он один?
- Садитесь, - приглашает Моцарт и улыбается про себя такой нерешительности мужчины, - Я написал кое-что этой ночью, хотите взглянуть?
-
-
04.08.2012 в 01:43Но Вольфганг сам ускользает из его рук, снова оставив лишь просьбу, произнесенную шепотом:
— Идите за мной.
Антонио обреченно выдыхает, все еще чувствуя, каково это — держать хрупкое тело в своих руках, чувствовать его взгляд...
За одно лишь это он готов следовать за ним куда угодно. Тем более, что далеко идти не приходится — Моцарт выводит его к декоративному фонтану и предлагает присесть. Сальери неуверенно следует за ним и, оглядевшись, присаживается рядом с фонтаном и чувствует, как на него падают капли, но не придает этому большого значения.
— Я написал кое-что этой ночью, хотите взглянуть? — произносит как можно небрежнее Вольфганг, но мужчина чувствует за этими словами надежду и... доверие — "пожалуйста, для меня очень важно ваше мнение.."
Он думает — не их ли встреча пробудила Музу великого композитора?... Не стал ли сам Антонио этой самой Музой?...
—Так что вы скажете? — повторяет Моцарт, напоминая ему о том, что Сальери так и не дал ответ.
— Мне было бы любопытно, — сдержанно отвечает последний, украдкой изучая лицо собеседника, его чуткие руки, следит за его жестами, будто стремится запомнить это для себя, как нечто чрезвычайно важное.
-
-
04.08.2012 в 02:16Когда Антонио читает ноты он выглядит очень серьезным, сосредоченным и для Моцарта это тоже странно. Когда Вольфганг пишет или играет музыку он полностью растворяется в ней, живет ей, он и есть мелодия. А Сальери подходит к этому иначе, расчетливее. Но Моцарт все-таки переживает, вдруг Антонио не нравится работа молодого композитора? Вольфганг склоняется над мужчиной, чтобы заглянуть в ноты, но брюнет держит их слишком близко и поэтому Моцарту приходится почти прижаться бедром к бедру собеседника, а дыхание Амадея тревожит темные волосы. Они сидят так молча, не шевелясь, пока Сальери не убирает ноты от лица. Моцарт нетерпеливо ерзает, стесняясь спросить мнение композитора. И только после нескольких секунд, наполненых тишиной, Вольфганг осознает что все еще сидит очень близко к мужчине и все так же внимательно смотрит. Мужчина как-то виновато тупитсяк отодвигается в сторону.
-
-
04.08.2012 в 14:00Молодой музыкант нетерпеливо ерзает, то и дело потираясь об Антонио, сам того не замечая, и, видимо, пытается угадать по выражению лица собеседника, на каком моменте он находится. В каждом аккорде слышен характер композитора — игривость, веселье, жизнь. Но вот звучат мрачные мотивы, и Сальери хочется, он сам это еще не понимает, но ему до жжения в пальцах хочется, чтобы эти мотивы были связаны с ним.
Когда произведение заканчивается, он, наконец, слышит, какая тишина вокруг. Наверное, они очень далеко ушли от здания. Антонио опускает ноты. Он чувствует на себе внимательный взгляд Вольфганга, чувствует жар, исходящий от него — еще бы, ведь Моцарт едва не у него на коленях сидит!
Мужчина чуть хмурится, отодвигаясь от него, и все еще сжимает ноты, едва не прижимая их к себе.
— Моцарт, — наконец произносит он, и юноша всем телом подается вперед, уже весь изведенный ожиданием, он не сдерживается и отзывается:
— Да!
— Позвольте узнать... — голос Сальери звучит прохладно, хотя внутри у него разгорается целая буря, которая, еще немного, и накроет его с головой, — что заставило вас написать это?
Вольфганг как будто смущается еще сильнее — на его щеках вспыхивает румянец, он отводит взгляд. Но Антонио не дает ему ответить:
— Я вынужден признать... ваша музыка божественна. Но и должен вас предупредить — в тех кругах, в которые вы несете эту музыку, не любят таких... сложных произведений. Как вы можете судить, музыка здесь — лишь развлечение.
-
-
04.08.2012 в 18:24Вольфганг краснеет и собирается с мыслями, чтобы сказать Антонио, что же явилось для нее вдохновением, но Сальери не дает юноше ответить, продолжая:
— Я вынужден признать... ваша музыка божественна. Но и должен вас предупредить — в тех кругах, в которые вы несете эту музыку, не любят таких... сложных произведений. Как вы можете судить, музыка здесь — лишь развлечение.
Моцарт тихо вздыхает, увы, Сальери прав. Впрочем, Вольфганг не расстраивался касательно этой симфонии. Но об этом композитору пока знать не стоит.
С Антонио время как будто замерло, Вольфганг болтал много и не по делу, иногда переходя на высокие ноты, а иногда и вовсе подскакивая на месте, когда какая-то тема завлекала его слишком сильно. Иногда они поднимались и прогуливались туда-сюда по саду. Сальери почти все время молчал, лишь иногда отвечая на вопросы композитора. Моцарт иногда касался руки Сальери своей, случайно, и последний, будто брезгуя, убирал руки на спину. Вольфганг случайно глянул в сторону дома, когда у веранды замельтешили фигурки. Это который же час? Моцарт обещал мадемуазель Вебер не возвращаться слишком поздно, чтобы не тревожить ее дочерей и других постояльцев.
- Увы... Мне пора идти, Антонио...
Моцарт делает шаг назад и удивляется, когда видит в глазах Сальери... разочарование? Амадей шумно выдыхает подаваясь вперед:
- Антонио.
- Да? - отзывается капельмейстер.
- Вы моя Муза, - признается Моцарт и наклоняет к себе мужчину коротко целуя его в губы - в знак благодарности, а после привычно коротко кланяется и скрывается в деревьях. До Антонио долетает лишь приглушенный скрип старой калитки.
-
-
04.08.2012 в 18:48Вечер незаметно подошел к концу. Амадей оглянулся и что-то заметил там, возле дома, поскольку прервал свой рассказ словами:
— Увы... Мне пора идти, Антонио...
Он делает шаг назад, будто сейчас же готов убраться прочь. Сальери поднимает на него разочарованный взгляд, ему не хочется отпускать юношу, ведь этого времени было мало, чтобы собраться с мыслями решиться... во всем признаться. Но вот он снова подается вперед и зовет его, называет его по имени снова, будто что-то волшебное слышится ему в этом имени. Будто он готов повторять его всю жизнь, не замолкая.
— Антонио?
Мужчина удивленно отзывается:
— Да?
Пока он прокручивает в голове, что же хочет сказать ему Моцарт, не догадался ли он, не посмеется ли он над ним... в это время Вольфганг касается его лица, притягивая к себе ближе, и шепчет:
— Вы моя Муза...
От внезапного поцелуя у Антонио перехватывает дыхание. Пока он успевает придумать, чтобы сказать хоть что-то, Моцарт откланивается и исчезает из виду, оставляя мужчину ошарашенно смотреть ему вслед.
«Что это?...» — проносится в голове у Сальери и он невольно прикасается пальцами к своим губам, все еще чувствуя внезапное тепло поцелуя. «Не может этого быть... »
Но факт оставался фактом — это произошло, и это было... просто... невероятно. Он не мог даже надеяться на такой исход, тем более — сейчас. Вероятно, Моцарт никогда не устанет его удивлять.
-
-
04.08.2012 в 21:44Моцарт сидел в каком-то кабаке, завернув в три переулка подряд, композитор наконец нашел куда приткнуться. Дела шли плохо, денег почти не было и Моцарт пил дешевый алкоголь, чувствуя как быстро затуманивается разум. Уже через час Вольфганг смеялся буквально над всем, приставал к местным красавицам, иногда роняя голову на стол, чтобы отдохнуть. Хотя бы тут, хотя бы немного он мог не думать о своих проблемах. Он как раз опрокидывал в себя очередной стакан, как в дверном проеме появилась знакомая фигура. Сальери презрительно морщился и, скорее всего, сразу бы ушел, если бы Моцарт не закричал, поднимая над собой бутылку:
- Ан... Антонио! - Моцарт икнул и зажал себе рот рукой.
-
-
04.08.2012 в 22:18Он вышел из дома, в общем-то, еще не предполагая, куда отправится. Он заглядывал время от времени в таверны и кабаки, будто надеялся увидеть кого-то, или, возможно, надеялся не увидеть, и, так заглянув в один из них, он уже было собирался уйти, но тут услышал знакомый, искаженный из-за выпитого алкоголя, голос:
— Ан... Антонио! — кричал... Моцарт, подняв над собой бутылку, и жестами подзывая к себе мужчину.
Сальери изумленно посмотрел на него, но прошел к нему. Никто не обратил внимания, поскольку, очевидно, в этом месте о его должности никто не был осведомлен.
— Господи, Вольфганг, что с вами?.. — вопросил Антонио, провожая взглядом на сбегающую из объятий пьяного композитора девушку.
— Со мной?... Что со мной?.. — искренне изумился Моцарт и вдруг утянул на "освободившееся место" Сальери. — Как хорошо... что вы пришли, Антонио... А...нтонио...
Мужчина опешил, пытаясь вырваться из его объятий, но тот обнял его покрепче и затих.
— Давайте-ка собираться, вам пора домой... — пробурчал Антонио, пытаясь хотя бы немного отстраниться, вытащил из рук Амадея бутылку, отставив ее на стол.
Кажется, композитор задремал, поскольку объятия ослабли и Сальери смог, наконец-то, вырваться.
— Вольфганг..., — тихо позвал мужчина, заглядывая в лицо Моцарту, осторожно коснулся его щеки.
Музыкант не отзывался. Тогда Сальери присел на корточки рядом с ним, чуть тряхнул его за плечи, как можно ласковее позвал снова:
— Ну же.. Вольфи... просыпайтесь... пора домой...
Попытки не увенчались успехом. Мужчина выпрямился, задумчиво смотря на мирно посапывающего Амадея, оглянулся и подхватил его на руки. Оказалось не так тяжело, как он думал. Понемногу, осторожно они выбрались на улицу, где Вольфганг начал понемногу приходить в себя. Он изумленно огляделся, испуганно обхватывая руками шею Антонио и пьяно выдохнул ему в лицо, заставляя Сальери поморщиться:
— А куда вы... меня... несете?...
-
-
04.08.2012 в 23:25Моцарт с каким-то разочарованием посмотрел на девушку, спрыгнувшую с его колен, но долго он не горевал и тут же сгреб в объятия Антонио. На вкус Вольфганга на мужчине было слишком много одежды, но композитор все равно упрямо прижимал к себе брюнета, вдыхая его запах. Даже пьяным Моцарт чувствовал этот особенный, уникальный запах.
- Со мной? Что со мной? - удивленно спросил Моцарт, чувствуя, как тяжелеют веке и уже в какой-то сладкой полудреме Вольфганг шептал, - Как хорошо... что вы пришли, Антонио... А...нтонио...
Дальше Моцарт провалился в какую-то сладкую дремоту и ему искренне казалось, что он прикрыл глаза всего на секундочку, но когда он их открыл помещения уже не было, а сам композитор был на руках у Сальери. Вольфганг испуганно взвизгнул, цепляясь руками за шею мужчины.
— А куда вы... меня... несете?...
- Домой, - коротко ответил Сальери, немного морщась.
- Ммм, домой - это хорошо.. - сонно промурлыкал Моцарт вжимаясь носом в шею Сальери.
... Корица и... ваниль? Моцарт проснулся от сладкого запаха, окутывающего его. Темный балдахин закрывал кровать, Моцарт отодвинул его рукой. Он все еще плохо соображал и даже не мог понять, где он находится.
- Не беспокой меня, - холодно отрезает знакомый голос и Вольфганг роняет голову обратно на подушку, претворяясь спящим.
Его сердце колотилось, как птица в клетке, ему было не страшно, но волнительно. Алкоголь действовал на каждую клеточку тела теперь не доводя до беспамятства, но оставляя разум поддернутым легкой пеленой. Сальери сел рядом и юноша приоткрыл один глаз, глядя насколько близко они друг от друга. Коленки Антонио были так близко и Моцарт испытывал такой внезапный порыв - целовать. Вольфганг даже чуть-чуть подвинулся вперед, но сразу затих и сердце его ушло в пятки когда он услышал знакомый голос сверху:
- Вольфганг?
-
-
05.08.2012 в 00:01Кое-как дотащив Вольфганга до кровати, Антонио и сам решил выпить. Как только он опустошил свой стакан, в комнату вошла служанка, видимо, не смогла сдержать любопытства. Еще бы — не каждый день хозяин возвращается с юношей на руках. Хотя, кто его знает, может, с появлением Моцарта в его жизни это станет нормой... В руках девушки был поднос, вероятно, с ужином.
— Не беспокой меня, — привычно холодно произнес мужчина, не давая ей сказать ни слова. Девушка поставила поднос на стол и выскользнула за двери.
В это время со стороны кровати раздался шорох и Сальери заметил какое-то движение. Когда он повернулся к постели, Моцарт все так же лежал, только балдахин был отодвинут в сторону и свеча освещала лицо молодого композитора, а его дыхание уже было не таким спокойным.
Антонио подсел к нему на кровать. Моцарт забавно приоткрыл один глаз и почему-то подался вперед.
— Вольфганг? — тихо позвал Сальери и положил руку рядом с ладонью юноши.
— Как я здесь оказался? — так же тихо в свою очередь осведомился Вольфганг, разглядывая лицо собеседника.
— Я не знал, где вы живете и принес вас к себе, — простодушно отозвался Антонио и осторожно коснулся пальцев молодого композитора, опустив взгляд.
-
-
05.08.2012 в 00:23— Я не знал, где вы живете и принес вас к себе, - спокойно говорит Сальери, но Вольфганг не слышит, он только чувствует неуверенное прикосновение к своей руке.
- Тут ведь никого нет, да?
- Нет, - отзывается мужчина чуть удивленно.
Моцарт приподнимается и сразу падает на Сальери, прижимаясь своими губами к его губам. Все три недели он мечтал коснуться его губ. Все, что он чувствовал помимо этого поцелуя - пустое. Моцарту страшно и будь он трезв он сбежал бы уже давно, но алкоголь толкает на безумства и Вольфганг проталкивает язык в рот мужчины и шумно выдыхает. Во рту Антонио горячо и от этого по всему телу проходит жар, Моцарт буквально сходит с ума, но он замирает, медлит, боясь отказа. Но Сальери не против, но он боится и не отвечает, тогда Амадей зарывается пальцами в темные волосы и жадно целует, ласкает чужой язык. Одежда кажется такой тесной, ненужной, но Моцарт не может позволить себе больше, даже если пьян.
Проходит пара мгновений, прежде чем Сальери позволяет себе ответить на поцелуй, а дальше - больше, он переворачивает юношу на спину, нависая сверху. Теперь Моцарт не сможет легко отстранится и сбежать как в саду. Он теряет связь с реальностью - он пьян от напитков или от поцелуев? Вольфганг тяжело дышит и молча смотрит в глаза, когда поцелуй наконец приходиться разорвать.
- Простите, Сальери, - фамилия из уст композитора звучит как-то наиграно, - я не знаю... что на меня.. нашло...
-
-
05.08.2012 в 00:41Сальери догадывается, к чему он клонит. Но все же удивленно отвечает:
— Нет.
И тогда его ожидания оправдываются — он ловит в объятия Моцарта, чувствуя, как горячие, чуть обветренные губы прижимаются к его губам. От этого захватывает дух, как будто это — его первый поцелуй. Хотя, на самом-то деле, это и есть один из первых их поцелуев. Антонио только сейчас понимает, что это то, чего он ждал все это время, что они не виделись, чего он хотел, без чего не хотелось жить. Он приоткрывает рот, пропуская чужой язык, позволяя ему вылизывать его рот, но все еще не осмеливаясь ответить. Мужчина чувствует, как тонкие чуткие пальцы зарываются в его волосы, и это для него как будто просьба, или даже разрешение, и тогда, еще немного поколебавшись, Сальери жадно отвечает на поцелуй, лаская, едва не задыхаясь от переполняющих его эмоций. Через некоторое время, он понимает, что больше терпеть эту муку он не в силах, и переворачивает Вольфганга на спину, жадно вылизывая его ротик, прихватывая губами его язык. Когда дыхания не хватает, Антонио отстраняется, жадно хватая ртом воздух. Он смотрит в глаза молодому композитору, не в силах отвести взгляд, проводит кончиками пальцев по его лбу, убирая волосы.
— Простите, Сальери, я не знаю... что на меня... нашло... — все еще тяжело дыша произносит Амадей.
«Абсолютно невыносимый мальчишка! » — думает Сальери и, боясь, что юноша наговорит лишнего, он затыкает его снова поцелуем, уже более нежным и медленным. Он замечает, что Вольфганг закрывает глаза и хватается за его плечи, отвечая чуть порывисто.
— Перестаньте уже нести чушь, — хрипло выдыхает он, склонившись над Моцартом, чувствуя его дыхание на своих губах. — Мы же оба это чувствуем. Так что вас останавливает?.. Вы — самый удивительный и невероятный человек из всех, кого я когда-либо встречал... — последние слова он шепчет едва слышно, покрывая поцелуями скулы и шею Вольфганга.
-
-
05.08.2012 в 20:14— Перестаньте уже нести чушь. Мы же оба это чувствуем. Так что вас останавливает?.. Вы — самый удивительный и невероятный человек из всех, кого я когда-либо встречал... - шепчет Сальери.
Щеки Моцарта залились румянцем, Антонио касается губами щек юноши, подбираясь к шее и Амадей приподнимает бедра и тихо стонет на ушко своему любовнику. Теплые губы уверенно скользят по бледной коже, исследуя ее и когда Вольфганг думает, что сойти с ума еще больше - невозможно, Антонио расстегивает рубашку Моцарта и проводит длинными пальцами по его груди..
- Не останавливайтесь, только не останавливайтесь, Антонио, - судорожно в каком-то полубреду шептал Моцарт, дрожащими пальцами ища на черном жакете любовника пуговицы.
Вольфганг откинул в сторону жакет, за ним и рубашку, тихо простонав от восхищения.
- Вы великолепны, - неожиданно легко признался Моцарт.
Вольфганг снова заваливает мужчину на спину, усаживаясь на его бедра и склоняясь над его лицом, легко касаясь губ. Влажный язык скользнул по нижней губе композитора, которая после была чуть сжата зубами. Моцарт целовал нежно, легко, однако не давая вести. Что-то внутри все же мешало ему зайти дальше, но он забывал про это в ту же секунду, когда горячие руки скользнули по спине юного композитора.
-
-
06.08.2012 в 00:21Антонио позволил раздеть себя, расстегивая рубашку Вольфганга, жадно провел теплыми ладонями по его груди к низу живота.
— Вы великолепны, — шепчет восхищенно юноша, заставляя Сальери немного смутиться.
Вдруг Амадей опрокидывает его на спину, заставляя изумленно мужчину выдохнуть, и оказывается сидящим у него на бедрах. Моцарт пресекал все попытки Антонио взять контроль над ситуацией, буквально сводя его с ума поцелуями, но не заходя дальше них. Мужчина подбодрил его, поглаживая чувствительную спину, и ощутимо толкнулся бедрами в его пах. Сальери ловил губами его стоны и, когда Вольфганг приподнимает бедра, Антонио стягивает с него остатки одежды, отбрасывая их в сторону, переворачивает гения на спину, жадно покрывая поцелуями его шею и грудь, оглаживая властно бока и бедра, спускается поцелуями ниже, чувствуя, как нежные пальцы перебирают его волосы, сжимают его пряди, Моцарт обхватывает его лицо, притягивая к себе ближе, накрывая его губы властным поцелуем, а Сальери в это время раздвигает коленом его ноги, прижимаясь плотнее, чувствует, как горячий твердый член упирается ему в бедро, и спукается ладонью к низу живота Амадея.
Он шепчет ему в губы какие-то признания, не очень понимая, что говорит, обхватывает рукой, лаская горячую плоть, вылизывает губы молодого композитора, вдыхая его воздух и ловя его стоны. Юноша всхлипывает, подкидывая бедра, жадно толкаясь в его ладонь, а Антонио успокаивающе шепчет, целуя его шею, обхватывая губами мочку ушка, чуть прикусывая:
— Я люблю вас, Вольфганг.. Я люблю вас... я люблю вас...
-
-
04.09.2012 в 23:37Вольфганг полностью растворился в своем любовнике, он чувствовал его прикосновения, ладонь, обхватывающую горячую плоть и влажный язык на своей кожи - все это слилось в одну прекрасную симфонию. Моцарт чуть приподнялся, припадая поцелуем к губам Антонио и несмело посмотрел ему в глаза. Вольфганг слушал сладкие признания, не веря своим ушам, весь мир был сейчас за стенами дома, а где-то далеко, в другой вселенной, верно.
- Я хочу вас, - наконец признается Вольфганг, откидываясь на белые простыни.
Моцарт больше чувствует, чем видит, как Сальери избавляется от одежды, голову Вольфганга наполняет какой-то туман, звучит приглушенная мелодия и Амадей запоздало думает, что нужно ее запоздать, но губы Антонио накрывает его собственные и юный композитор отчаянно тянется вперед, возбужденно всхлипывая в губы любовника. Властные руки гладят бедра Моцарта и в голове последнего с каждой секундой музыка звучит все громче и наконец обрывается громким стоном, когда Сальери неожиданно сжимает его ягодицы. Волна страха и возбуждение захлестывает его с головой и Моцарт на пару мгновений теряет возможность дышать.
- Подожди, - вдруг обрывает музыканта Вольфганг. Ему неловко, ведь он чувствует возбуждение Сальери, но ничего не может с собой поделать, - Мне страшно.
-
-
07.09.2012 в 22:50Сальери старается быть осторожным и нежным, в то время как Вольфганг боится даже прикоснуться к его возбужденному члену, робко отвечая на ласки, и вот когда итальянец, проведя ладонями по бедрам любовника, сжал его ягодицы, не в силах больше держать в себе это безумие, Моцарт его прерывает:
— Подожди... — он нерешительно кусает губы, придерживая Антонио за плечи и робко шепчет: — Мне страшно.
Сальери кажется, что еще секунда — и он просто взорвется от переполняющих его чувств, но он старается взять себя в руки, шумно выдыхает и приподнявшись, целует молодого музыканта за ушком, ласково шепча:
— Не волнуйся... я не причиню боли... перевернись...
Амадей испуганно смотрит на него, сжимает его ладонь, прижимает ее к губам, едва коснувшись, и послушно переворачивается на живот. Антонио несколько раз глубоко вздыхает, чтобы успокоиться и поглаживает спину Вольфганга, обводя выделяющийся позвоночник, лаская, прислушиваясь к сладким стонам любовника, прильнул губами к его шейке, осыпая поцелуями его плечи и лопатки, поглаживая в это время ягодицы, чуть разводя их, чувствуя, как Моцарт вздрагивает от этих прикосновений, опасливо напрягаясь.